— Это какое? — серьёзно спросил напыщенный господин.

 — Укрывание нормальных! — ответил Артур. — Мы там запрёмся. А сумасшедшие пусть делают всё по-своему, снаружи. Наведут порядок, не сомневайтесь. Дня не пройдёт без того, чтобы не столкнулись поезда, пароходы взорвутся, большинство городов сгорит в пожарах, большинство кораблей потонет...

 — А большинство населения погибнет! — пробормотал напыщенный господин, совершенно сбитый с толку.

 — Вот именно, — кивнул Артур. — Пока в конце концов сумасшедших снова не станет меньше, чем нормальных. Мы тогда выйдем, а они войдут, и вещи вернутся к своему исконному состоянию!

 Напыщенный господин нахмурился, закусил губу и скрестил руки на груди, тщетно пытаясь уразуметь услышанное.

 — Шутник! — проворчал он наконец тоном уничтожающего презрения и зашагал прочь.

 Уже прибыли остальные гости; позвали к столу. Артур, разумеется, взял под руку леди Мюриел, а я с удовольствием захватил место с другого её боку; какая-то пожилая дама со строгим видом (которую я раньше не встречал и чьё имя, как это обычно и происходит при знакомстве, совершенно не уловил, мне только показалось, что оно звучит как составное) оказалась моим партнёром по банкету.

 Выходило, что она знакома с Артуром, так как она доверительно сообщила мне, понизив голос, что Артур — «любящий спорить молодой человек». Артур, со своей стороны, был расположен выказывать себя достойным той оценки, которой она его наградила, и, услышав её слова: «С супом я вина никогда не пью! Держите его подальше от моей тарелки» [44] (это уже не было доверительным сообщением лично мне, но бросалось всему Обществу как предмет всеобщего интереса), тот час же ринулся в схватку, начав с вопроса:

 — А когда вы можете утверждать, что тарелка супа переходит в собственность?

 — Этот суп мой, — неумолимо изрекла она, — а тот, что перед вами — тот ваш.

 — Несомненно, — сказал Артур. — И всё же когда я вступаю в обладание им? Вплоть до той минуты, как его налили в эту тарелку, он был собственностью нашего хозяина, когда его несли вокруг стола, он был, так сказать, доверен разносчику; стал ли он моим, когда я принял его? Или когда он очутился передо мной на столе? Или когда я съел первую ложку?

 — Этот молодой человек очень любит спорить! — только и всего, что ответила пожилая дама, но зато на этот раз она произнесла это вслух, чувствуя, что и Общество должно знать.

 Артур озорно улыбнулся.

 — Ставлю шиллинг, — сказал он, — что этот Выдающийся Барристер рядом с вами... — (Люди ведь способны иногда произносить слова так, чтобы они явственно начинались с прописных букв.) — ...не сумеет мне ответить!

 — Я никогда не заключаю пари, — строго сказала она.

 — И не играете в вист на шестипенсовик?

 — Никогда! — повторила она. — Вист — игра вполне невинная, но в вист играют на деньги! — И она поёжилась.

 Артур вновь посерьёзнел.

 — Боюсь, не могу разделить такую точку зрения, — сказал он. — Мнение моё таково, что делать небольшие ставки в карточной игре — одно из наиболее морально оправданных действий, совершаемых Обществом именно как Обществом.

 — Это отчего же? — спросила леди Мюриел.

 — Оттого что такие действия раз навсегда изымают карты из категории игр, в которых возможно мошенничество. Только посмотрите, как развращает Общество крокет! Дамы при игре в крокет начинают жульничать, ужасно, а когда их изобличают, они только смеются и называют это шуткой. Но если на карту поставлены деньги, тут уж не до смешочков. Шулера не назовут шутником. Когда человек сидит за картами и жульнически вытягивает из своих друзей деньги, он с ними не шутит, если только не считать шуткой, когда его спустят с лестницы.

 — Если бы все мужчины так же дурно отзывались о дамах, как вы, — сурово заметила моя соседка, — то не часто можно было бы встретить... встретить... — она не могла придумать, как ей закончить, но наконец спасительно ухватилась за выражение «медовый месяц».

 — Как раз наоборот, — сказал Артур с прежней озорной улыбкой. — Если бы только люди приняли одну мою теорию, количество медовых месяцев — причём совершенно нового типа — возросло бы значительно [45] .

 — А можем ли мы услышать об этом новом роде медовых месяцев? — спросила леди Мюриел.

 — Пусть Х — это мужчина, — начал Артур, слегка возвышая голос, так как заметил, что количество слушателей возросло до шести, включая «Майн Герра», который сидел по другую сторону моей полиномной партнёрши. — Пусть Х — это мужчина, а У — это девушка, которой он намеревается сделать предложение. Но вначале он предлагает провести Экспериментальный Медовый Месяц. Согласие получено. Тотчас же молодая пара в сопровождении двоюродной бабушки со стороны У, выполняющей обязанности дуэньи, отправляется в месячное путешествие, во время которого они совершают множество прогулок при луне, ведут беседы tete-a-tete, и каждый непрестанно уточняет своё представление о другом; а всё дело, заметьте, занимает четыре недели, которые в противном случае превратились бы в долгие годы, когда они принуждены были бы встречаться при всех досадных ограничениях, налагаемых Обществом. И только по возвращении из путешествия Х принимает окончательное решение — желает он или нет задать У важный вопрос.

 — В девяти случаях из десяти, — заявил напыщенный господин, — он решит, что лучше с этой У расстаться.

 — Это значит, что в девяти случаях из десяти, — последовал ответ Артура, — нежелательный брак будет предупреждён, и оба они будут избавлены от страданий!

 — По-настоящему нежелательный брак — это такой брак, — заметила пожилая дама, — который не обеспечен достаточной Суммой. Любовь может придти и попозже. Но начинать следует с Денег.

 Это замечание было брошено всем присутствующим, своего рода всеобщий вызов; как таковой оно и было воспринято теми немногими, до слуха которых долетело: Деньги на некоторое время сделались ключевым словом в разговоре, и его судорожное эхо всё ещё разносилось, когда на стол выставили десерт, слуги покинули комнату и граф пустил вино в путешествие вокруг стола. На всех остановках оно было желанным гостем.

 — Рад видеть, что вы придерживаетесь старинных обычаев, — сказал я, наполняя бокал леди Мюриел. — Как приятно вновь переживать чувство умиротворения, которое нисходит на нас, стоит только слугам покинуть комнату — ведь тогда можно беседовать не опасаясь подслушивания, да и тарелки не мелькают у вас за спиной. Общению здорово помогает, когда сам наливаешь вина дамам и передаёшь блюда, если кто попросит.

 — В таком случае будьте любезны, передайте мне тех персиков, — сказал толстый краснолицый господин, который сидел напротив нашего напыщенного друга. — Они мне уже так давно... ага, по диагонали... захотелись!

 — Согласна, что позволять слугам обносить гостей вином за десертом — это ужасное нововведение, — сказала леди Мюриел. — И держат его не так, и подходят не с той стороны — а это, следует знать, приносит каждому несчастье, да-да, каждому!

 — Лучше пусть неправильно, чем вообще никак, — сказал наш хозяин. — Уж будьте любезны, обслужите себя сами. — Это относилось к краснолицему господину. — Вы, надеюсь, не трезвенник?

 — Как раз трезвенник! — ответил тот, передвигая бутылки дальше. — В Англии на Выпивку тратятся почти вдвое большие суммы, чем на любой другой продукт питания. Вот, прочтите: в прессе опубликовано, между прочим. — (Да и какой, в самом деле, человек с заскоком не расхаживает повсюду с карманами, набитыми соответствующей литературой?) — Цветные столбики — это суммы, потраченные на различные составляющие нашего питания. Взгляните на три первых. Деньги, потраченные на масло и на сыр: тридцать пять миллионов; на хлеб: семьдесят миллионов; на опьяняющие жидкости — сто тридцать шесть миллионов! Будь моя воля, позакрывал бы все до единой в стране пивные! Глядите, и подпись под таблицей: «Вот куда уходят деньги»!